Этим вопросам посвящена первая часть интервью, 21 июня FinClub опубликовал продолжение разговора с куратором банковского надзора.

– Почему НБУ вывел Классикбанк с рынка как непрозрачный банк, ведь было известно, что его контролирует экс-кандидат в мэры Киева Сергей Думчев?

– Банк попал в категорию «проблемный» из-за непрозрачности и находился в этом статусе весь отведенный законом срок. Вчера (14 июня. – FinClub) был последний 180-й день, когда мы должны были принять решение. В процессе работы с Классикбанком был выявлен его владелец, который не проходил процедуры и стал собственником в обход нашего регулирования. Но поскольку Сергей Думчев был главой набсовета банка «Премиум», выведенного с рынка по финансовому мониторингу, у него была испорченная репутация. И мы не могли согласовать его как владельца. Поэтому мы договорились с Думчевым, что у него есть срок для продажи банка.

К сожалению, за 180 дней проблемности ему не удалось продать банк. Не скажу, что не было заинтересованных покупателей, но у нас не было твердой уверенности, что эти люди примут решение о покупке. Почему? Потому что банк маленький, практически «спящий», это просто лицензия, там порядка 300 млн грн активов и нет особой сети отделений. Таких банков на рынке продается очень много, а платежеспособных инвесторов – мало. Если бы был хотя бы подписанный договор между инвестором и старым собственником, а также уверенность в покупке, мы бы вывели банк из проблемности. Но потенциальными инвесторами высказывались только намерения о покупке после due diligence, поэтому НБУ принял решение о выводе банка с рынка.

– На рынке остается всего один банк с непрозрачным капиталом – «Народный капитал»?

– Не совсем. Мы знаем, кто собственники банка «Народный капитал». Проблема в том, что эта собственность структурирована слишком сложно. И мы предложили собственникам поменять саму структуру. Ведь когда мы говорим о непрозрачной структуре, то имеем в виду две вещи: первое – знать, кто владеет, второе – знать, как он владеет, через какое количество компаний.

– Но им же тоже определен дедлайн для создания понятной НБУ структуры собственности?

– Мы с ними в работе. Просто слишком сложная структура не позволяет нам качественно контролировать ее изменение. И есть опасения или риск того, что мы можем опять «потерять» собственника. Самое главное, что мы понимаем, кто владеет им сейчас. Они работают с нашим департаментом лицензирования по этому плану. Я надеюсь, что там все будет в порядке.

– Получается, что на текущий момент НБУ знает собственников всех банков, и такого понятия, как непрозрачный банк, больше не существует?

– На данный момент – да.

– Как бы вы тогда прокомментировали одно мнение участников рынка, возможно, это всего лишь заблуждение, о том, что РВС Банк связан с нардепом Русланом Демчаком?

– С РВС Банком у нас сложная ситуация. Мы получили его из Фонда не так давно и сейчас с ним активно работаем. Когда я говорю, что у нас по собственникам все понятно на данный момент, то также хочу сказать, что мы активно занимаемся оценкой и выявлением связанных лиц. И мы уже столкнулись с ситуацией, когда анализируя операции банков с контрагентами, выявляя группы связанных лиц, мы понимаем, что они, скорее всего, могут контролировать банк, и в этом направлении надо постоянно работать. Что касается РВС: банк утратил статус переходного, и сейчас он должен привести аспекты своей деятельности, включая структуру собственности, к нашим требованиям, включая и раскрытие конечных бенефициаров.

– При этом банк не считается банком с непрозрачной структурой?

– Такого статуса для него сейчас нет. Они подали нам устав, документы, потому что пока банк был переходным, его контролировал Фонд, а сейчас нам требуется поработать с ним. Поймите, требования одинаковые как к РВС, так и к остальным банкам.

– В пятницу истекает крайний срок, когда банки должны иметь минимальный уставный капитал в 120 млн грн. Все ли учреждения справились с этой задачей?

– На 1 апреля было 16 банков с уставным капиталом меньше 120 млн грн. На 1 июня – уже пять. Все эти банки объявили эмиссию, сделали всю домашнюю работу, оставался лишь вопрос поиска денег. К 14 июня два банка из этих пяти сказали, что деньги зашли, и в среду утром мы подтвердили это. В тот же день еще один банк позвонил и сказал, что деньги завел. И предварительно нам озвучены источники происхождения средств, хотя документы еще не проверяли. Для этого нужно время, и если источники средств подтвердить не удастся, мы не примем такое увеличение капитала. Остается два банка. У одного до 120 млн грн не хватает аж 2 млн грн. У второго ситуация сложнее: вчера мы встречались с собственником, думаю, что он не успеет в этот срок.

– История с банком, которому не хватает 2 млн грн, широко известна – УБРР, который ФГИ пытается продать и по которому у правительства нет четких планов по докапитализации. Какие могут быть варианты развития событий, учитывая, что нет решения по капиталу?

– Я скажу, что будет с теми, кто не сможет уложиться в срок. Первое – признание проблемности. Следующий этап – если нам не будет предоставлен в разумный 30-дневный срок какой-то план выхода из ситуации, естественно, банки должны будут покинуть рынок. У нас не может быть других вариантов. Что касается конкретно УБРР. Стратегия госбанков предполагает, что государство должно выйти из несистемно важных банков до 2017 года, то есть до конца 2016-го. Собственник УБРР попытался его продать. У банка чистый баланс, есть капитал, нормальные активы, там нет проблем с качеством. Но нет платежеспособного покупателя. Потому что сегодня – 120 млн грн, завтра будет 200 млн грн, потом – еще больше, и нужно понимать не только, что делать на рынке с банком, но и как его потом докапитализировать.

– Государство должно выйти из капитала УБРР, опыт Родовида показывает, что ликвидация является приемлемым вариантом. Насколько она реальна спустя 180 дней проблемности?

– Конечно. Не надо ждать полгода. УБРР, Госзембанк – это «спящие» банки, которые не ведут активную деятельность на рынке. Доходы, которые они получат, – либо от депсертификатов, либо еще от чего-то, и они еле-еле перекрывают административные расходы. Зачем ждать полгода? Если нет обязательств, то все, что было вложено в банк, и вся ликвидность, останутся государству. Поэтому полгода искать потенциального инвестора нет необходимости.

– По УБРР пока никто не подавал документы в НБУ?

– Нет.

– А что будет с банком «Расчетный центр», поскольку это тоже квазигосбанк – он принадлежит НБУ? Государство выйдет из него тоже?

– Когда мы говорили о стратегии госбанков, мы не обсуждали «Расчетный центр», поскольку по своей сути он не банк, а клиринговый центр. У нас есть департамент открытых рынков Олега Чурия, который курирует это направление. Это их кусок хлеба. Они разрабатывают стратегию дальнейшей работы этого банка. Он создавался, чтобы избежать или предотвратить манипуляции на рынке с расчетами с ценными бумагами: провести поставку против платежа. Все остальное, что мы на него навесили: выполнение нормативов, резервы – это все от лукавого, от этого надо уходить. Это инструмент расчета, но не банк. И мы в эту сторону должны двигаться.

– Планку 120 млн банки прошли относительно легко, не возникнет ли у них проблем с достижением планки 200 млн грн всего через год?

– Порядка 53 банков сейчас имеют капитал меньше 200 млн грн. Примерно у половины из них в структуре регулятивного капитала есть субординированные долги. И, теоретически, эти долги могут быть конвертированы в капитал, а значит, вопрос капитала кто-то полностью решит, а кто-то частично. Дедлайн – через год, но мы с собственниками работаем уже сейчас. Насколько это будет болезненно, надо задавать вопрос собственникам. Очень многие заявляют планы, а потом их не выполняют. Но что я хочу отметить: небольшие банки с капиталом 120-150 млн грн активно пытаются консолидироваться и это, несомненно, очень позитивный факт. Уже были две большие рабочие встречи в НАБУ, где они могли познакомиться. Сейчас идут переговоры между ними. Я знаю некоторые группы банков, которые рассматривают возможность объединить сразу больше двух банков, чтобы нарастить капитал. Мы разработали законопроект по упрощению слияний, активизировали работу с финансовым комитетом парламента и будем этот процесс толкать.

– Но его же только осенью будут рассматривать?

– Даже если осенью, от этого срока будет еще восемь месяцев до дедлайна. Самое главное для небольших банков – это не сам процесс, а договориться между собой. Каждый собственник имел банк, свое видение, управлял сам. А теперь будет три-четыре разных собственника. Им же теперь надо корпоративное управление внедрять на уровне базельских принципов и лучших европейских практик. Это важнее. Если собственники договорятся, то подготовительный процесс можно уже начинать. НБУ хочет посмотреть на их балансы с точки зрения качества, чтобы не получилось, что есть хороший банк, к нему присоединилось что-то не очень хорошее, и он его потянет.

– Сейчас вы занимаетесь только банковским надзором, в рамках реформы вы получите надзор над небанковскими учреждениями. Но в НБУ уже создано профильное подразделение. Чем оно занимается, учитывая, что у вас пока нет никаких формальных полномочий?

– Мы создали проектную группу в составе четырех человек. Они должны проанализировать всю законодательную и методологическую базу, которая регулирует небанковские финансовые учреждения, и определить «гепы». Вторая задача – попытаться дистанционно, используя финансовую отчетность, определить, что там на самом деле происходит. Сколько реально работающих компаний, а не просто числящихся. Потому что если брать по лицензиям, то их огромное количество. А если по операциям и влиянию на рынок – их гораздо меньше. Есть же существенный пласт, связанный с кредитованием: финансовые компании, кредитные учреждения, кредитные союзы, ломбарды. У них разные риски. Есть страховые компании, которые связаны с финансовым рынком. Параллельно проектный офис пытается сформулировать требования к структуре собственности финкомпаний, которая на текущий момент абсолютно непрозрачна. Пользуясь открытыми источниками информации, мы находим много пересечений с отдельными банками. По разным косвенным признакам. И для нас важно это знать, поскольку это уже банковская группа, и совершенно другие риски, и более серьезные подходы к регулированию.

– Эта проблема ярко вскрылась в истории Банка Михайловского. И заявление Ворушилина, что «Фагор», на который переуступали розницу Михайловского, работает с ОТП Банком и Укргазбанком, настораживает?

– НБУ уже говорил, что в банке произошло мошенничество. Передали портфель «Плеяде», потом – переуступка на «Фагор», и возможно, что «Фагор» не последняя компания, на которую пытаются переуступить. Компания может прийти в любое отделение любого банка и сказать: вот наши документы, хотим открыть счет, и им его открывают. Банк, чтобы определить, что что-то не так, должен увидеть транзакции по счету. И тут возникает вопрос к финансовому мониторингу. О Михайловском знают все, и когда ты увидишь, что входящие платежи на компанию заходят как погашение кредита от Банка Михайловского, то ты, как финансовый мониторинг, должен немедленно сообщить Фонду, остановить платежи и т. д. Но для этого надо время, чтобы пошли операции, потому что открытие счета не является незаконным. Ведь компания «Фагор» существовала и до 20 мая. И то, что ее использовали как инструмент в мошенническом цикле, это надо пресекать. Я говорила с Ворушилиным, мы готовы банкам написать, что это мошенники, отказывайте им в обслуживании, но этого мало, надо подавать в суд, правоохранительные органы.

– Чтобы суд заблокировал счета?

– Да. Поскольку пока в этом банке ему откажут, а в другом – откроют. А компания «Фагор» может переуступить права другой компании, и мы тогда вообще потеряем след. Надо делать это быстро.

– После истории с Михайловским возникает вопрос: «А как много на рынке банков, которые пытаются скрыть от вас свои связи с финкомпаниями, которые существенно искажают структуру активов и пассивов?» Или это уникальный случай?

– Это не уникальный случай. На рынке, по нашему предположению, есть такие компании, тесно работающие с банками. Наша проектная группа изучает структуру собственности таких компаний. И мы находим некие странные пересечения, которые могут указывать на связи. И часто оказывается, что собственник компании перед этим не имел существенного дохода для создания бизнеса, но был членом набсовета банка, а перед этим директором предприятия, которое входило в орбиту этого же банка. И сейчас мы по крупицам собираем косвенные признаки. Когда у нас есть подобного рода опасения, мы говорим об этом банкам, чтобы получить от них подтверждение или опровержение. И будет хуже, если банк будет молчать, а мы докажем связи. Ведь мы понимаем, что не везде такая связь порочна. Все зависит от задумки акционера. Многие собственники банков создавали страховые компании, коллекторов, факторинг, финансовые компании, в частности, чтобы вынести плохие активы с баланса. И это может быть рыночная связь. Если это так, то банкам бояться нечего, надо показывать связь и создавать банковскую группу. А к тем, кто будет их прятать, у нас будут возникать вопросы, будем их вытаскивать на свет за уши. И мы можем требовать раскрытия информации и применять санкции, потому что вы сами видите эти риски. По сравнению с банковским рынком там меньше регулирование, и часть операций перетекает туда.

– Случай Михайловского интересен рынку, поскольку такой масштабной аферы с 1 млрд грн «депозитов» раньше не было. И клиенты банка, ссылаясь на постановления НБУ от декабря и апреля, обвиняют НБУ в том, что он знал о проблемах в банке, о непонятных «вкладах», но не сделал все возможное, чтобы предотвратить мошенничество. Это так?

– НБУ знал, что у банка были проблемы, ведь он был в проблемности дважды. Пресечь это НБУ мог только введением временной администрации. В любом случае вкладчики этих финансовых компаний так или иначе деньги свои потеряли. Почему НБУ не вводил временную администрацию? Когда-то Александр Владимирович (Писарук, экс-первый замглавы НБУ. – FinClub), уезжая, сказал, что никогда нельзя верить людям, которые загнаны в угол, потому что все их обещания не будут выполнены. Это для нас такая наука, и для НБУ это действительно прецедент. Мы слышали упреки, что надо было выводить его с рынка раньше. Есть один Банк Михайловский, которого даже не было видно на банковской карте, и есть большое количество других банков, владельцы которых стараются, и мы пытаемся дать им шанс выжить, докапитализироваться. Но теперь мы будем более жестко на все эти вещи реагировать. А по Михайловскому скажу, что мы рассчитывали, что собственник погасит кредиты связанных лиц и задекларирует банковскую группу. Вот все, что мы от них потребовали. Более жесткие меры после проблемности – это вывод в Фонд раньше, чем это произошло. Но для «вкладчиков» этих компаний это ничего бы не меняло.

– Впервые клиент требует от НБУ, чтобы он признал банк проблемным. Речь идет об иске МТС к НБУ из-за депозитов в Платинум Банке. Как НБУ реагирует на такие претензии?

– Жалобы от клиентов поступают разные, и в своих требованиях они пишут разное. Но такое в суде – впервые. История МТС и Платинума со стороны выглядит странно. По логике, если МТС надо что-то вернуть, ему надо согласовать с банком график. Они же должны хотеть, чтобы банк продолжал нормально работать и возвращал им деньги? Потому что путь от проблемности до неплатежеспособности намного короче, чем от нормального режима до неплатежеспособности. А если это проблемность и масса ограничений, то вероятность возврата снижается. Поэтому я не могу прокомментировать ни позицию МТС, ни позицию банка. Позицию НБУ будут озвучивать наши юристы, потому что у нас есть ст. 75 закона «Причины введения банка в статус проблемности», и мы всегда действуем, исходя из этой статьи. Но как это поможет МТС вернуть деньги?

– Может, они хотят сделать, как в истории с Брокбизнесбанком: тогда клиент доказал, что бездействие НБУ привело к банкротству банка, и он может потребовать вклад от НБУ?

– Это корпоративный спор клиента и банка, в который центробанк не вмешивается. Мы действуем по закону. Если по закону Платинум Банк должен быть признан проблемным, он будет признан проблемным, если не должен – не будет признан. Это наша позиция.

– Предпринимал ли НБУ санкции или будет предпринимать к Дмитрию Зинкову, который, обладая небезупречной деловой репутацией, возглавил набсовет Платинум Банка?

– По процедуре, сначала глава набсовета назначается, а потом поступает пакет на соответствие. Мы получили документы на Дмитрия Зинкова. Надо понимать, что Дмитрий Зинков попал в банк «Надра» тогда, когда банк был уже неживой. А до этого он работал достаточно успешно в ОТП Банке. Более того, его пригласили как кризис-менеджера, чтобы он попытался восстановить «Надра», поскольку банк вообще не работал. Поэтому результат его работы в «Надре» надо оценивать с этой позиции. Когда он туда пришел, там не было ни ликвидности, ни капитала – ничего вообще.

– Это де-факто, но де-юре у него все равно небезупречная деловая репутация, и он не может занимать эту должность.

– Он должен подать нам пакет документов, которые мы должны рассмотреть. Пакет зашел, и мы его рассматриваем. У нас есть комиссия, которая может заниматься репутациями. В этой процедуре принимают участие представители ФГВФЛ, департаментов НБУ. Мы обсудим, может ли он репутационно занимать эту должность или нет. Как только примем решение, мы им ответим.

– В Госзембанке в феврале возник корпоративный конфликт, сейчас он уже перешел в судебную плоскость: Скосырская требует отменить собственные кадровые решения. Какая позиция НБУ по этому конфликту, чего можно ожидать?

– Это судебное дело, о котором вы говорите, напоминает мне театр абсурда. Кажется, что такие вещи вообще не могут происходить, но они происходят. Собственником Госзембанка является Минагрополитики. У нас с ними была дискуссия по этому банку, мы объяснили им свою позицию. Мы как центробанк в случае конфликта в органах управления вынуждены применять меры вплоть до проблемности и отстранения некоторых лиц. И если министерство не определится в ближайшее время, что они собираются делать, то мы все эти механизмы включим. Почему мы немного задержались? Это связано со сменой правительства, потому что ситуация со Скосырской возникла при прошлом Кабмине. А Кабмин поменялся. И Госзембанк сегодня для них – не самый главный вопрос, и он не создает угроз для системы. Поэтому по Госзембанку мы взяли короткую паузу. Поверьте, очень короткую.

– Но именно к Скосырской НБУ не применял санкции в виде отстранения от должности?

– Мы не можем отстранить от должности человека, который сам уволился. Она же сама уволилась, пошла на работу в другой банк, подала пакет документов. Потом уволилась оттуда и вернулась в Госзембанк. Я не понимаю, чем она руководствовалась и как она видела свою дальнейшую карьеру, у меня много вопросов, но мы санкций применить не можем.

– ...Поскольку для Нацбанка она не является главой банка?

– Да, не является. У нас есть обращение ее коллег относительно ее действий. Мы соответствующие обращение сделали в Минагрополитики. Мы находимся в этом процессе. Банк ликвидный, не кредитует, замороженный. Мы не будем затягивать с решением. Все равно, скорее всего, если он не будет продан, на что мало шансов, то он уйдет на ликвидацию. Времени уже нет.