– В новой стратегии госбанков прописана работа с проблемными активами. Но эти тезисы там достаточно абстрактные. Какой же все-таки вы видите работу госбанков с NPL?

– В стратегии 2016 года этот блок вообще отсутствует, поскольку нам так и не удалось прийти к согласию с регулятором и международными партнерами. Тогда Минфин предлагал создать специализированное учреждение, в которое государственные банки передали бы все проблемные кредиты, накопленные до 2014 года. Для этого надо было принять специальный закон, который мы разработали и согласно которому было бы создано Агентство. Ему были бы переданы все портфели трех госбанков, был бы создан независимый наблюдательный совет по принципам, которые мы сейчас заложили в закон № 7180, и которому были бы предоставлены временно более широкие полномочия по взысканию. Но это не было сделано, и каждый банк занимался урегулированием этих плохих кредитов и судебными процессами в отношении заемщиков самостоятельно. С тех пор банки достигли прогресса, однако до полного результата еще далеко, и как нам кажется, именно из-за отсутствия системного подхода к этой проблеме.

Поэтому уже в новой Стратегии мы четко определяем, что без урегулирования проблемного портфеля реализация этой стратегии будет осложнена, и закладываем принципы такого урегулирования. Это точно не будет bad bank и, скорее всего, на данном этапе это не будет даже отдельная организация. Мы говорим о повышении требований к банкам по решению этих вопросов в ежеквартальных KPIs (показателях эффективности) и параллельно создаем платформу – независимый комитет, например, при Совете финансовой стабильности, где будут обсуждаться и приниматься решения не в пределах одного банка, а комплексно. Структура и механизмы управления такого комитета будут разработаны Минфином при поддержке международных финансовых учреждений в течение ближайших месяцев.

Читайте: Сложнопродажная «Республика»

Работа такой платформы в первую очередь коснется заемщиков, задолжавших более чем одному банку, и эти вопросы надо обсуждать совместно. Мы попытались это делать в рамках закона «О финансовой реструктуризации», где предусмотрели механизм, когда собираются вместе все банки, у которых есть один общий проблемный заемщик, и решают проблему вместе.

– Почему в Украине в полной мере не заработал закон о финансовой реструктуризации, как в Турции, на которую мы равнялись в процессе подготовки закона? Почему этим инструментом из госбанков воспользовался только Ощадбанк, и он имел лишь несколько кейсов?

– Принимая этот закон, мы действительно надеялись, что даем рынку инструмент, который позволит уже через год урегулировать более половины проблемного кредитного портфеля, как это было в Турции. Но у нас этого не произошло. Почему? Во-первых, потому что параллельно с законом мы подали ряд налоговых изменений, которые были урегулированы позже. Необходимость в других налоговых изменениях возникла уже во время работы над первыми реструктуризациями. Частично этот вопрос уже снят. Во-вторых, часть вопросов требовала налоговых разъяснений, которых ждал весь банковский сектор. В-третьих, сама процедура, прописанная в законе, занимает определенное время. Если посмотреть, то закон принят больше года назад, но первые полгода строилась вся инфраструктура – комитеты, секретариат. Затем есть еще определенная процедура для банков – отбор советников, аудиторской компании. Сейчас мы проанализировали, что еще можно сделать, чтобы облегчить использование этого закона и сделать его более эффективным для банков.

– То есть в этом году можно ожидать новых кейсов по реструктуризации государственных банков?

– Мы очень на них надеемся. В первую очередь – в Укрэксимбанке и Ощадбанке. В Укргазбанке, в связи со спецификой портфеля, проблемные кредиты были меньшего размера и часто были выданы только им самим. Поэтому Укргазбанк большинство проблем решил самостоятельно еще до принятия закона.

– Этот закон имеет ограниченный срок. Планирует ли Минфин продлить его, учитывая, что очень много времени было потеряно на решение организационных вопросов?

– На этот вопрос я смогу ответить где-то в середине 2018 года. Наш план таков: посмотреть, как пойдет применение его в 2018 году после разъяснений и законодательных изменений. Если мы будем видеть, что работа пошла быстрее и закон будет требовать продления срока действия, тогда будем просить Верховную Раду пойти нам навстречу. Но в любом случае он не будет бессрочным: такие законы должны иметь определенное ограничение в сроках. Их задача – урегулировать проблемный портфель, который образовался при определенных нестандартных обстоятельствах. У нас это экономический кризис, усиленный оккупацией Крыма и военной агрессией против Украины на Донбассе. Обычный проблемный портфель, который является результатом обычной текущей деятельности, – это ответственность менеджмента и наблюдательного совета. Так что он должен быть минимальным и регулироваться стандартными инструментами.

Подписывайтесь на новости FinClub в Telegram, Viber, Twitter и Facebook.

– Значит, вы отказались от идеи создания специализированной компании по управлению проблемной задолженностью? И если да, то почему?

– На самом деле два года назад создание такой компании позволило бы нам получить лучшие результаты для банков и, как следствие, для бюджета. Однако эти плюсы сейчас в большей части утрачены. Докапитализация, которую можно было избежать при определенном варианте передачи активов, уже проводилась не раз за прошедшие два года. Отмечу, что в обновленной версии Основ стратегического реформирования государственного банковского сектора, одобренных на заседании правительства 21 февраля по результатам дискуссии с нашими международными партнерами, предусмотрено, что вопрос создания государственной компании для работы с активами будет рассмотрен в среднесрочной перспективе.

Представители международных организаций считают, что целесообразно вернуться к рассмотрению вопроса создания специализированного учреждения после внедрения независимых наблюдательных советов во всех четырех госбанках. Думаю, что к вопросу создания агентства по проблемным активам нам в следующий раз придется вернуться во время переговоров о продаже части акций или всего банка. Это является приоритетом в стратегии, и покупатель поставит вопрос или полного резервирования таких кредитов, их оценки «в ноль» или очистки баланса от них. И что касается тех активов, в которых есть обеспечение и которые хотя бы чего-то стоят, то нам как государству точно будет целесообразнее забрать их и постараться максимально получить возврат в бюджет, а не потерять эту стоимость вообще. Будет ли это новое агентство, можно ли будет использовать какую-то из действующих институций, будем обсуждать, когда этот вопрос встанет.

– Идея создания компаний по управлению задолженностью прописана в законопроекте, который разрабатывал Нацбанк вместе с МФО. И этот документ должен также урегулировать вторичный рынок проблемных долгов. Вы такую идею поддерживаете?

– Сейчас рынок проблемных активов является достаточно активным. Есть активы, которые продает Фонд гарантирования вкладов или коммерческие банки, есть компании, которые эти активы покупают: факторинговые компании и институты совместного инвестирования. Законодательство есть, но оно нуждается в обновлении. Поэтому мы приветствуем инициативу НБУ и готовы участвовать в обсуждении законопроекта, как только его получим. Однако с госбанками проблема заключается не в отсутствии законодательства, а в некоторых специфических вопросах именно для госбанков, решение которых требует отдельных инструментов.

– Госбанки могли бы отдавать проблемные активы на аутсорсинг?

– Мы были бы только рады, если бы в Украину пришли мировые или европейские компании-лидеры по работе с проблемной задолженностью. Но, к сожалению, большого аппетита, скажу вам честно, мы не видим. В процессе работы группы по работе с проблемными активами мы общались практически со всеми компаниями, которые вели активную деятельность в Европе – в Греции, Ирландии, Турции. Но желание прийти в Украину у них будет только после того, как у нас появится защита прав собственности и защита прав кредиторов. Потому что они готовы брать на себя коммерческие риски или даже высокие бизнес-риски, связанные с недобросовестными заемщиками, но не риски, связанные с невозможностью вообще защитить себя в суде от неправомерных действий.

Именно поэтому среди 35 законопроектов, которые премьер-министр определил, как приоритетные для экономического развития, большая часть – это законопроекты, касающиеся именно защиты прав кредиторов. Это ключевой вопрос на самом деле. Если вы посмотрите, из чего состоит кредитная ставка, то большая часть ее – это оценка риска. Коммерческие банки оценивают эти риски очень высоко, поэтому мы видим нежелание идти в активное кредитование даже у тех банков, у которых есть ликвидность. Кроме того, важную роль здесь играет судебная реформа, и первые решения нового Верховного суда, по крайней мере в части банковских вопросов, дают надежду на новое качество судопроизводства, которое является обязательным условием улучшения прав кредиторов.

– Для государственных банков больной вопрос – это так называемые политические кредиты, выданные в прошлые годы. Как с ними можно работать?

– Что называют политическими кредитами, которых достаточно много в этом пуле проблемных активов? Это кредиты, которые не были бы получены, если бы их владельцы не имели доступа или определенного влияния на политический истеблишмент. Есть кредиты, связанные с бывшими ПЕПами (politically exposed person. – Ред.). В то же время большинство из них стали плохими не только из-за политической аффилированности, но и из-за потери Крыма и части Донбасса, потери российского рынка сбыта, девальвации и экономических кризисных явлений. И как раз политическая компонента в таких кредитах сейчас в том числе мешает оценить эти кредиты как чисто коммерческие и выбрать из вариантов урегулирования тот, который является самым лучшим с точки зрения получения средств банком и усилий, которые для этого надо приложить. Поэтому урегулирование с такими заемщиками должно осуществляться максимально публично.

Министр даже инициировал вопрос о снятии банковской тайны с такого портфеля, чтобы процесс был максимально прозрачным и открытым. Кроме того, мы же видим информацию о текущем бизнесе некоторых заемщиков, и очевидно, что не все ресурсы они направляют на погашение кредитов в госбанки. В таких случаях понятно, что банки не должны идти на списание или существенные дисконты. Поэтому урегулирование таких кредитов должно происходить максимально публично. Параллельно по всем проблемным кредитам банки ведут претензионную работу, и здесь часто даже нам, как акционеру, приходится писать жалобы и обращения. Потому что мы снова упираемся в вопрос недостаточной защиты прав кредиторов. Это нонсенс, когда признаются недействительными кредитные договоры или договоры поручительства, когда компании идут в банкротство только для того, чтобы банки оставить ни с чем, и сразу же на новых юридических лицах начинают тот же бизнес. Но у нас такого, к сожалению, много.

У Минфина три главные задачи по проблемным активам в госбанках: первая – в качестве акционера требовать и способствовать тому, чтобы банки наконец приняли решение по каждому из проблемных кредитов в портфелях, накопленных до 2014 года, и желательно это сделать максимально публично; вторая – максимально приобщиться к улучшению положения дел с правами кредиторов и правами собственности; третья – обеспечить надлежащее корпоративное управление и процессы, чтобы банки не генерировали новые плохие кредиты в таких объемах.

И мы ставим перед менеджментом банков и набсоветами задачу сделать все, чтобы кредитные процедуры и процедуры риск-менеджмента работали эффективно, и чтобы кредиты, которые банки выдают сейчас, были коммерческими. Меня радует, что новые кредитные портфели госбанков имеют очень хорошие показатели эффективности и низкий процент проблемности.

Подписывайтесь на новости FinClub в Telegram, Viber, Twitter и Facebook.